"Твой путь":
Ребе Иссахар Дов из Радошиц поехал навестить своего ребе, Иакова Ицхака, Хазе-провидца из Люблина. Придя к учителю, он попросил:
- Укажи мне один всеобщий путь, которым бы все мы могли служить Господу.
- Один путь? — переспросил Провидец. — А с чего ты взял, что такой существует? Или люди до того схожи, что всем подойдет одна-единственная практика?
- Как же мне тогда учить их? Как помочь прийти к Всевышнему? — спросил ученик.
- Всем один путь не укажешь. Одним подойдет обучение, другим — молитва, третьим — аскеза, четвертым — празднование Жизни, еще кому-то - путь служения ближнему.
- Что же мне ответить тем, кто придет за советом и наставлением?
- Каждому из них скажи вот что: «Исследуй путь своего сердца. Отметь, когда оно возгорается страстью к Богу и праведности, и затем отдайся этому делу всей душой и всем своим помышлением», — напутствовал Хозе ученика. Всякий жаждет отыскать систему, которая гарантировала бы достижение Истины. Каждому хочется знать формулу, которая даст постичь Бога. Даже если человек и не думает идти указанным путем, ему очень комфортно уже от осознания того, что такой путь существует. Ведь именно этого хочет человек: комфорта. Ему очень нужен достижимый Бог, познаваемый Создатель миров, безопасный и управляемый Творец всего сущего. Но можно не сомневаться: истинный Бог этим требованиям никак не соответствует.
Тора учит: Бог — это ЭХЬЕ АШЕР ЭХЬЕ — «Я буду всем, чем Я буду» (Исход 3:14). Он — бесконечное становление безграничного Бытия. К Нему нет пути, ибо Он не где-то, Он здесь. Нет метода, позволяющего обрести Бога, ибо Он уже твой. Именно об этом говорят дзэн-буддисты: «поиски быка верхом на нем самом». Ты уже имеешь то, что повсюду ищешь. Нужен не двейкус, единение с Богом, но даат двейкус — осознание этого единства, никогда не исчезавшего.
А каков твой путь к даат двейкус! Он должен быть именно твой и больше ничей. Идти чужим путем — значит лишь имитировать Истину. Провидец из Люблина говорит: пути столь же разнообразны и многочисленны, сколь и люди. Если ты ученик — учись! Если верующий — молись! Аскет? Тогда постись! Жизнелюбец? Ликуй во славу Жизни!
Ценность религий в том, что в каждой запечатлены пути к даат двейкус. А проблема их — в том, что каждая утверждает, будто ее путь единственно верный. Между тем в духовном мире нет «безразмерной одежды». Отыщи свой размер.

"Видишь, как он свесил голову!":
Однажды во двор Муллы залез бык и растоптал все цветы.
Мулла схватил палку и погнался за быком, но догнать его не смог.
Через несколько дней Мулла увидел, что хозяин этого быка запряг его в арбу и едет по дороге. Мулла стал изо всех сил дубасить быка дубиной.
- Мулла, - закричал его хозяин, - что ты делаешь? За что ты лупишь мою скотину?
- Заткнись, - ответил Мулла, - твой бык знает, за что я его бью. Видишь, как он свесил голову!

«Лечение человеческой кровью»:
Мауляну Бахааддина Накшбанда спросили однажды: "Как объяснить сообщающиеся во многих историях случаи, когда великие учителя одним взглядом или каким-либо иным косвенным воздействием одухотворяли невежественных людей или детей, находившихся с ними в контакте?".
В ответ Бахааддин рассказал следующую историю, заметив при этом, что рассказы представляют собой косвенный метод одухотворения.
Во времена Великой Византийской империи один из византийских императоров заболел страшной болезнью, которую ни один из его докторов не умел лечить.
Во все страны были разосланы гонцы, которые должны были подробно описать симптомы этой болезни.
Один посланец прибыл в школу великого аль-Газали, который был суфием. Слава этого величайшего восточного мудреца докатилась до Византии.
Выслушав посланца, аль-Газали попросил одного из своих учеников отправиться в Константинополь. Когда этот человек, по имени аль-Ариф, прибыл к византийскому дворцу, его приняли со всевозможными почестями, и император просил его провести лечение. Шейх аль-Ариф спросил, какие лекарства уже применяли и какие намеревались применять. Затем он осмотрел больного.
Кончив осмотр, аль-Ариф сказал, что необходимо созвать всех придворных, и тогда он сможет сообщить, как следует провести лечение. Когда все приближенные императора собрались, суфий сказал: "Вашему императорскому величеству лучше всего использовать веру".
- Его величество нельзя упрекнуть в недостатке веры, но вера нисколько не помогает ему исцелиться, возразил духовник императора.
- В таком случае, - продолжал суфий, - я вынужден заявить, что на свете есть только одно средство для спасения императора, но оно такое страшное, что я даже не решаюсь его назвать.
Тут все придворные принялись его упрашивать, сулить богатство, угрожать и льстить, и наконец он сказал: "Император излечится, если искупается в крови нескольких сотен детей не старше семи лет".
Когда страх и смятение, вызванные этими словами, несколько улеглись, государственные советники решили, что это средство нужно попробовать. Некоторые, правда, сказали, что никто не имеет права брать на себя ответственность за такую жестокость, подсказанную к тому же, чужеземцем сомнительного происхождения. Большинство, однако, придерживалось того мнения, что все средства хороши, когда речь идет о спасении жизни великого императора, которого все уважали и чуть ли не обожествляли.
Они убедили императора, несмотря на его сопротивление, заявляя: "Ваше величество, вы не имеете права отказываться, ведь ваша смерть будет большей потерей для империи, чем смерть всех ваших подданных, не говоря уже о детях". В конце концов им удалось его убедить.
Тут же по всей стране были разосланы указы о том, что все византийские дети не старше семи лет к определенному сроку должны быть присланы в Константинополь, чтобы быть там принесенными в жертву ради здоровья императора.
Матери обреченных детей проклинали правителя, чудовищного злодея, который ради своего спасения решил погубить их плоть и кровь. Некоторые женщины, однако, молили Бога ниспослать здоровье императору до страшного дня казни.
Между тем, с каждым днем император все сильнее чувствовал, что он ни в коем случае не должен допустить такого ужасного злодеяния, как убийство маленьких детей. Угрызения совести приносили ему страшные муки, не оставляющие его ни днем, ни ночью. Наконец он не выдержал и объявил: "Я лучше умру сам, чем допущу смерть невинных созданий". Только он произнес эти слова, как его болезнь стала ослабевать, и вскоре он совершенно выздоровел.
Поверхностные мыслители тут же решили, что император был вознагражден за свой добрый поступок. Другие, подобные им, объяснили его выздоровление тем, что Бог смилостивился над матерями обреченных детей.
Когда суфия аль-Арифа спросили о причине исцеления государя, он сказал: "Поскольку у него не было веры, он нуждался в чем-то, равном по силе. Исцеление пришло к нему благодаря его сосредоточенности, соединенной с желанием матерей, которые возносили горячие молитвы о выздоровлении императора до страшного дня казни".
А византийские зубоскалы говорили: "По особому божьему произволению император исцелился молитвами святого духовенства до того, как кровожадный рецепт сарацина был воплощен в жизнь, ибо разве не очевидно, что он хотел уничтожить наших детей, чтобы они не могли истребить его народ, когда станут взрослыми".
Когда этот случай передали аль-Газали, он сказал: "Чтобы добиться в чем-то результата, необходимо применить метод, разработанный специально для того, чтобы действовать в назначенное время, предназначенное для достижения определенного результата".
Подобно тому, как суфийский лекарь должен был приспособить свой метод к окружавшим его людям, так и дервишский духовный учитель может пробудить скрытые познания ребенка или невежественного человека даже в области анализа Истины, применяя известные ему методы, данные ему специально для этой цели.
Последнее является объяснением нашего мастера Бахааддина.
Ходжа Бахааддин стал главой ордена Хаджаган ("Мастера") в Центральной Азии в 14 столетии. Его прозвище "Накшбанд", означающее "Художник", стало названием школы.
Бахааддин из Бухары преобразовал учение мастеров, как говорят, соединив практику с повседневной деятельностью и собрав следы традиции из первоисточников.
Семь лет он был придворным, семь лет пастухом и еще семь лет мастером. Его самого обучал Баба аль-Самаси. Пилигримы стекались в учебный центр Бахааддина "с другого конца Китая". Члены ордена, распространившегося на территории Турции и Индии, и даже в Европе и Африке, не носили каких-либо отличительных одежд, о них известно еще меньше, чем о любом другом ордене. Бахааддин был известен как аль-Шах. Некоторые величайшие персидские классики были накшбандами. Основные книги накшбандов — это "Учение аль-Шаха", "Тайны накшбандского пути", "Капли из источника жизни". Эти произведения существуют только в рукописях.
Мауляна ("наш мастер") Бахааддин родился в двух милях от Бухары и похоронен недалеко от нее, в местности Казр-и-Арифин (Крепость познавших).
Рассказанная им история взята из произведения "Беседы нашего мастера"; эта же книга встречается под названием "Учение аль-Шаха".